«Чтобы трансформировать университет,
его надо присвоить себе
как собственное дело»:

интервью с Ольгой Назайкинской, директором Центра
трансформации образования Школы управления СКОЛКОВО


Что такое трансформация университета и как выглядит ее подделка, чему учатся вузовские управленцы нового поколения и что дальше будет с образованием — эти вопросы главный редактор портала «Ректор говорит!» Александр Никифоров обсуждает с Ольгой Назайкинской, директором Центра трансформации образования Школы управления СКОЛКОВО.

Трансформация — это навсегда?
— Ольга, предлагаю начать разговор с определения «трансформации». Сейчас этот термин звучит так же часто, как недавно звучал «цифровизация». Единства в понимании и того, и другого слова пока нет. Так что такое трансформация?

— Трансформация, и правда, еще не устоявшийся термин, и я не стремлюсь дать ему какому–то четкое определение, которое будет зафиксировано в словаре. В моем понимании, это коренное изменение объекта управления по содержанию, по сути, по своей форме и организации.

Трансформация обязательно происходит в ответ на какую-то проблемную ситуацию, на вызов извне, когда требуется пересборка, переконфигурация объекта управления, когда невозможно обойтись одной лишь оптимизацией. Это очень долгий, дорогой и болезненный процесс, требующий вовлечения большого количества людей.

— А Вам какой вопрос о трансформации чаще всего задают?

— Часто спрашивают: трансформация — она что, навсегда? Это такой бесконечный процесс или нет?

Еще спрашивают: а зачем вообще менять университеты — верните всё, как было.

— И как Вы отвечаете на вопрос, когда же она закончится?

— Трансформация не заканчивается, заканчивается трансформационный проект — вот у него всегда есть начало, конец и результаты. Трансформация же — это реализация принципа развития. Если проследить историю университетов, они всегда трансформировались в ответ на то, как складывалась социально-экономическая, политическая и прочие ситуации.

«Почему у некоторых университетов не получается подлинного развития и трансформации? Потому что там не смогли поставить проблему и работали только с симптомами: то денег нет, то студенты плохие, то преподаватели работать не хотят, нормативка плохая. А надо бы разобраться, что дает такую симптоматику».

Мыслить иначе → ставить проблему → коммуницировать
— На Вашу образовательную программу «Школа ректоров» приходят уже состоявшиеся, реализованные в профессии люди, со своими взглядами на жизнь, образование, управление. После обучения некоторые из них признаются, что, несмотря на все эти установки, у них поменялся стиль мышления. Как это возможно?

— Здесь на самом деле два вопроса: что с ними происходит в ходе обучения и что мы для этого делаем.

Ключевое изменение, которое происходит с участниками на программе, — они перестают использовать шаблоны и формальные паттерны в мышлении. В рутинной работе их применение правильно, потому что когда надо обеспечивать текущее функционирование системы и быстро принимать решения, девиации не нужны. Но если мы говорим про трансформацию, про развитие, здесь мы должны остановить воспроизводство постоянных, известных нам паттернов и пробовать мыслить нестандартно.

К примеру, говоря «университет», что мы имеем в виду? Какие процессы в нем происходят, по каким принципам он работает, какие у него ключевые характеристики? Чем университет отличается от колледжа, от школы? Кажется, так просто ответить на эти вопросы.

Школа обычно не занимается производством нового знания. Университет же — это и производство нового знания, и трансляция этого знания в виде образовательных программ, в виде технологий и разработок на рынок, это еще и ответственность за развитие территории присутствия.

На программе мы проводим понятийную работу: что мы имеем в виду, когда произносим то или иное слово, чтобы мы одинаково начали его понимать.

— С уходом от шаблонов в мышлении разобрались. Что еще важно освоить участникам Вашей программы?

— Важно научиться точно анализировать ситуацию и ставить проблему. Это такая борьба с вечным соблазном быстренько решить вопросы.

Почему у некоторых университетов не получается подлинного развития и трансформации? Потому что там не смогли поставить проблему и работали только с симптомами: то денег нет, то студенты плохие, то преподаватели работать не хотят, нормативка плохая. А надо бы разобраться, что дает такую симптоматику.

Для этого надо занять позицию ответственного за развитие. Не должность, не роль, а подлинную управленческую позицию. Неважно, назначены вы или выбраны, чиновник вы или нет, вы должны присвоить себе университет как собственное дело. Взять ответственность за университет как единое целое; не набор кафедр, институтов, людей и денег, а как целостный объект.

Тогда вы сможете ставить проблему и не будете все время соскальзывать и говорить: этот вопрос должно министерство решить или кто-то еще.

Занять позицию — это один из самых болезненных процессов. Но когда человек научится это делать, он даже внешне начинает выглядеть по-другому, держится иначе, у него меняется мимика, речь, потому что он теперь каждое слово взвешивает и понимает, что говорит.

И наконец, третье ключевое изменение — научиться вступать в коммуникацию. Не мнениями обмениваться, не продавливать нужное решение, потому что «я тут главный», а вступать в коммуникацию, то есть совместно конструировать новые решения. У нашего замечательного методолога Бориса Марковича Островского есть такое образное определение: «Коммуникация — это преодоление отвращения к позиции собеседника».

«Занять позицию — это один из самых болезненных процессов. Но когда человек научится это делать, он даже внешне начинает выглядеть по-другому, держится иначе, у него меняется мимика, речь, потому что он теперь каждое слово взвешивает и понимает, что говорит».

Игра в имитацию
— В одной книге по искусству я прочитал: «Искусство ХХ века изменило парадигмы, взорвало коды и избавилось от правил». Не знаю насчет правил, но все остальное, я так понимаю, в сфере образования, как и в искусстве ХХ века, меняется. Что будет дальше? Какими станут университеты?


— Образование не меняется быстро, его нельзя быстро изменить, это должны быть длительные преемственные реформы.

В последние годы качество образования повышается. У многих университетов появляется свое лицо, они иначе себя позиционируют. Далеко не везде, не по всей стране, но уже много где университет перестает быть собесом. Уходит распространенный в конце 1990-х — начале двухтысячных стереотип, что преподавать в вуз идут те, кто не нашел себя в бизнесе. К сожалению, было и такое.

Сегодня многие университеты являются привлекательным местом для работы, не только по финансовым причинам, а потому что там интересно, содержательно, там есть наука.

К университетам иначе стали относиться губернаторы: теперь это интеллектуальные центры развития регионов.

При этом, как мне кажется, не должно быть одного типа университета. У нас есть образовательные организации, которые так называются, но по факту они осуществляют высококлассную профессиональную подготовку, то есть то, что делают колледжи, СПО. Я бы хотела, чтобы вузы осознанно, честно и безоценочно сами себе признавались, что они собой представляют, на что претендуют, и в соответствии с этим выстраивали бы свой путь, без имитаций.

Понимаю, что это звучит как фантазия, потому что есть нормативные рамки, определенные статусы, уставные документы. Но это только внешнее оформление, а мне очень важно, чтобы люди осознавали, что они делают.

— Вы часто встречаете подделки, фальсификации в области трансформации образования? В чем это выражается? Можно и нужно ли с этим бороться и в чем опасность этих имитаций?

— К сожалению, часто. Причем, Вы знаете, люди не со зла это делают, иногда даже неосознанно, просто потому, что привыкли так работать. Надо сдать отчет, надо правильные цифры показать, надо правильно отчитаться, чтоб не наказали...

Я всё это понимаю, но не хотела бы играть на понижение, поэтому, несмотря на большое количество осознанных и неосознанных имитаций, я всячески стараюсь, как могу, их пресекать на своем уровне. Людям же не только надо указать на то, что они имитируют, им нужно продемонстрировать или объяснить, что такое неимитация. Многие никогда этого не видели живьем и тем более сами не участвовали.

Большинство сотрудников университетов заканчивали свой же вуз и в другом месте никогда не работали. В лучшем случае ездили куда-то на стажировку. Они не видели других практик, каких-то интересных подходов в образовании, в исследованиях, и даже помыслить не могут, как может быть по-другому. Какой смысл упрекать их в имитации, если они даже не понимают, о чем речь. С них десятками лет никто особенно и не спрашивал ни о каких изменениях. Но если я вижу, что есть хоть какой-то шанс изменить это мышление, что люди просто не понимают или не знают, как это сделать, я буду до последнего биться, чтобы им помочь разобраться, научиться мыслить иначе.

— Среди выпускников Школы много ректоров, проректоров, начальников разных вузовских управлений и департаментов. В целом у Вас есть удовлетворение от результатов их обучения?

— В каждом выпуске у нас примерно 10% блестящих выпускников. Это управленцы, которые реально заняли позицию.

Еще 10% тех, кто прошли мимо программы, то есть физически они присутствовали в аудитории, может быть, даже услышали много интересного, познакомились с хорошими людьми, но с ними ничего не произошло. И когда мы с ними встречаемся спустя какое-то время, я вижу, что они ничего не поменяли в своей деятельности. В этот момент мне становится очень грустно.

Результативность программы я измеряю тем, в какую сторону двинутся оставшиеся 80%. Вы не представляете, сколько раз ко мне подходили выпускники прошлых лет и говорили: «Я только сейчас понял, что ты мне три года назад говорила». В такие моменты я счастлива и готова с ним садиться обсуждать, что делать дальше, как помочь. А потом ты приезжаешь к ним в университет и видишь реально запустившиеся на практике новые проекты.

— У всех поступающих в «Школу ректоров» изначально разный уровень. Это для Вас проблема или нет?

— Уровень у всех участников программы действительно разный, и это нормально. Невозможно сравнивать суперпродвинутый национальный исследовательский университет с маленьким региональным отраслевым вузом, и одного руководителя с другим руководителем тоже нельзя сравнивать. Но я точно знаю, что если участник из регионального не очень продвинутого вуза решился и нашел возможность поучаствовать в программе, у него включенность будет на 1000%. Если с его стороны есть запрос на движение вперед, я буду в него вкладываться и максимально его поддерживать, понимая, как ему тяжело. Дальше всё уже зависит от человека.

У меня нет задачи уговорить всех: давайте все вместе пойдем трансформироваться. Главное, чтобы у человека была внутренняя неудовлетворенность, чтобы он относился к программе не формально.

Многие приходят послушать лекции, обменяться контактами, ожидают, что будет какая-то проектная работа, но уже с первого модуля видят, что программа выстроена вообще не так, как они предполагали.

— Вы знаете, что Ваших выпускников выдает особая лексика? Их можно сразу вычислить по таким словам в речи, как «занять позицию», «держать рамку», «играть вдолгую», «отрефлексировать».

— Вот видите: если эти понятия есть в языке, значит, есть и в мышлении. Главное, чтобы слова соответствовали реальным делам, потому что у этих заимствований есть и оборотная сторона, и это те две вещи, за которые я испытываю испанский стыд.

Первая — это карго-культ*, который сейчас активно распространяется. Все эти перечисленные Вами слова много где произносятся: на пленарных обсуждениях, в рабочих группах, но перемен в мышлении там не происходит. А ведь это предельно технологичная история, которая не терпит политеса, имитации, подхода «и так сойдет», она требует определенной жёсткости и честности.

Второе, что меня очень расстраивает — это когда на важную позицию в университете назначают нашего выпускника, который точно не про развитие. И когда со временем выясняется, что в вузе ничего не сделано или стало только хуже, я понимаю, что, значит, я не доработала, не доделала, не додала.


«Третье ключевое изменение — научиться вступать в коммуникацию. Не мнениями обмениваться, не продавливать нужное решение, потому что «я тут главный», а вступать в коммуникацию, то есть совместно конструировать новые решения. У нашего замечательного методолога Бориса Марковича Островского есть такое образное определение: «Коммуникация — это преодоление отвращения к позиции собеседника».
Тренировка тела и мышления
— Ольга, Вы учите других избавляться от шаблонов в мышлении, занимать позицию, брать на себя ответственность. А Вы сами как и где этому научились? Такое ведь не из учебников берется.

— Мне повезло с учителями. Я им очень благодарна за то, что они всегда работали с нами на равных. На первом курсе в университете многим из нас даже 18-ти лет не было, а нас уже допускали к работе, как будто мы такие же, как они, только пока менее продвинутые. Преподаватели всегда работали с нами в зоне ближайшего развития, ставили нам задачи «на вырост», чуть больше, чуть сложнее, чем ты сейчас можешь.

Еще мне помогает мое упорство. Вот есть талантливые люди — у них все получается просто и сразу. А есть упорные. Всем кажется, что им тоже все легко дается, но им для этого приходится много пропахать. Вот я — упорная.

— Судя по количеству марафонов, что Вы пробежали, даже очень упорная!

— Это, видимо, генетически передалось от родителей — они у меня спортсмены, тренеры. Я воспитывалась в спортзале, занималась спортивной акробатикой. У меня была абсолютно четкая, понятная траектория: сначала я стану спортсменом, потом тренером, как мои родители. Ничто, как говорится, не предвещало иного развития событий. Но моя спортивная карьера закончилась из-за травмы, и я оказалась в сфере образования.

Уже потом я для себя сформулировала, что по жизни мне очень хочется приносить ценность, какой-то след оставлять. Мне иногда задают вопрос: чем бы, помимо образования, я бы хотела заниматься. Я отвечаю: здравоохранение, спорт и благотворительность.

— Говорят, Вы всех участников программы заставляете бегать. (Шутка.) А если серьезно, я так понимаю из разговора с Вами, что речь идет все-таки об управленческой культуре, потому что хорошая физическая форма является неотъемлемой частью и обязательным элементом культуры современного управленца.

— Абсолютно точно. Психофизиологическая подготовка — это важнейший элемент практической подготовки в наших программах. Концепт очень простой: если вы можете управлять своим телом, держать его в работоспособном состоянии, не отвлекаться на то, что у вас что-то заболело, то вы сможете так же работать и со своими эмоциями, и с мышлением. Мыслительный процесс тоже требует специальной тренировки.

Мы не только бегаем, многие занимаются своими видами спорта: кто-то плавает, кто-то в волейбол играет. Главное, поддерживать активность.
Раз уж приехали на программу, выделили на нее 6 месяцев своей жизни, надо использовать эту возможность сформировать у себя новую полезную привычку, другое отношение к себе, к своему организму и, возможно, многие практики перенести в свою профессиональную деятельность.

*Карго-культ — в переносном смысле: внешнее копирование, имитация принадлежности к чему-либо, воспроизводство каких-либо практик и при этом непонимание их значения, внутренней логики или отсутствие к ним интереса.

Беседовал: Александр Никифоров
Текст: Екатерина Позднякова

Материал подготовлен редакцией информационно-аналитического портала «Ректор говорит!». При копировании ссылка на портал «Ректор говорит!» обязательна.


[ Ректор ТИУ, Вероника Ефремова ]
[ Рассылка ]
Каждую неделю — новый материал

Подписывайтесь на рассылку, чтобы первыми узнать о ключевых изменениях в академической среде, сенсационных научных открытиях, образовательных трансформациях и опыте ведущих вузов.
Подписаться на рассылку
Подписывайтесь на рассылку, чтобы первыми получать актуальную информацию о высшем образовании от руководства учебных и научных организаций, экспертов в области высшего образования и представителей профильных министерств.