Все очень просто:
ищем лучших людей

Интервью с проректором
НИУ ВШЭ Марией Юдкевич

Один из самых молодых университетов России — НИУ «Высшая школа экономики» — уверенно приближается к своему тридцатилетнему юбилею. С момента своего основания в 1992 году университет неизменно делал ставку на лучшие кадры, лучших студентов, передовые исследования и современные образовательные подходы.

Высшая школа экономики сейчас — это более 40 000 студентов, тысячи преподавателей-практиков не только из академической, но и из бизнес-среды. Вуз занял первое место в рейтинге Forbes «Университеты для будущей элиты» в прошлом году, а также регулярно оказывается на высоких позициях в российских и международных рейтингах.

В чем феномен молодого, но успешного университета? О концепции университетов мирового класса, о становлении вузовской среды в нашей стране и о том, как привлекать самых сильных студентов России из года в год, мы поговорили с проректором НИУ «Высшая школа экономики», директором Института институциональных исследований, заведующим Международной лабораторией институционального анализа экономических реформ Марией Марковной Юдкевич.

В интервью Мария Юдкевич, доцент, кандидат экономических наук, один из авторов книги «Университеты в России: как это работает», рассказывает о современных студентах, искусстве преподавания и вузовской атмосфере, которая притягивает лучшие таланты.

Проректор НИУ ВШЭ Мария Юдкевич

— Мария Марковна, что для Вас означает классный университет? Без чего он не может существовать?

— Согласно широко обсуждаемой сейчас концепции университетов мирового класса, лучший университет — это тот, который отличает наличие нескольких «ингредиентов». Это лучшие преподаватели, лучшие студенты и лучшее управление. Однозначно должна быть среда, которая притягивает лучшие таланты и создает для них лучшую атмосферу. Что такое лучшие таланты? Лучшие профессора и исследователи, к которым тянутся лучшие студенты. Нередко встречается такая кулинарная метафора: как сварить лучший суп? Просто возьмите лучшие ингредиенты, сложите их в кастрюльку, закройте крышкой, поставьте на огонь и дайте свариться. Иными словами, соберите вместе лучших людей, создайте им все условия для работы и не вмешивайтесь слишком сильно в принимаемые ими решения.

Если говорить про обычные университеты, реальные, то это вопрос того, как приблизиться к понятию «лучший», т. е. как построить политику, привлекающую лучших людей, преподавателей, занимающихся исследованиями, как сделать университет точкой притяжения. Как привлекать студентов, их отбирать, создавать лучшие образовательные возможности. Лучший университет — это про смесь тех трех компонентов, но еще в огромной степени и про среду.

«Классный университет — это университет с классной атмосферой, притягивающий лучшие таланты»

Академики приходят работать в университет, конечно, им важна зарплата, финансовые условия, но в существенной степени, если человек решил пойти в академию — это значит, что деньги для него не самое главное. Самое главное для него — возможность заниматься поиском нового. Процесс поиска нового, истины естественно трансформировался со средневековых времен до сегодняшнего дня, но все равно остался поиском истины. Академик может взаимодействовать со своими коллегами в разных жанрах, писать статьи, публиковать книги. Но появилось огромное количество разных других форматов, и это все про коммуникацию, про возможность донести свой результат до коллег, которые на нем построят что-то еще. Знаменитая фраза: «Я был карликом, стоящим на плечах гигантов» — про такое взаимодействие между учеными и про преемственность. Классный университет — это университет с классной атмосферой, притягивающий лучшие таланты.

— Классных университетов много быть не может, это, скорее, единичная история. Можно ли говорить, что с ростом образовательных возможностей, технологий растет и образовательное неравенство? Является ли это вызовом или естественным эволюционным процессом?

— Что мы наблюдаем за последнее десятилетие в России и во многих других странах, в том числе в странах БРИКС, — это растущая массовизация. Если брать конец советских времен и сейчас, то доля молодых людей, которые идут в высшее образование, утроилась. Это означает, что молодежи в систему высшего образования приходит больше, становится больше вузов и студентов. Это две части одного процесса массовизации. Это означает, что не только вузы, но и студенты тоже разные. Молодые люди отличаются своей подготовкой, возможностями, интересами и мотивацией. Нет такого, что у нас очень-очень разные вузы и совершенно гомогенная группа одинаковых студентов. Вопрос в том, обеспечивает ли система человеку с талантами, но без денег возможность учиться в самом лучшем месте. Вопрос нужно ставить так. Есть масса людей, которым интересны компетенции, которые может дать вуз, это не обязательно должен быть исследовательский университет, самый сильный и т. д. Есть очень разные задачи, с которыми люди приходят в систему высшего образования.

— В мире достаточно активно развивается практика стипендий, грантов для талантливых абитуриентов. Для России пока довольно редкий кейс, когда университет готов платить за привлечение к себе талантливых студентов. В Вышке появилась такая практика, с чем она связана?

— В Вышке есть несколько вещей, которые на это направлены. Первая — система скидок. Если ты не добрал какое-то количество баллов, то на первом курсе можешь получить скидку, которая может достигать 70 процентов. Здесь несколько философий, почему мы это делаем, и они могут выглядеть довольно утилитарно. Первая идея — дети, у которых очень высокий балл ЕГЭ, например, выше 80, в этом случае, 85 или 87 — примерно одно и то же. Разница между 40 и 60 — понятна, а между 85 и 87 — в существенной степени определяется тем, хорошо ли человек спал, не болела ли голова, не ошибся ли случайно механически. Элемент удачи: кому-то повезло, кому-то нет. Для нас все эти дети по качеству очень похожие. И мы рады, когда они выбирают нас.

«Мы очень хорошо понимаем ценность среды, состоящей из сильных студентов. Сильный студент — это мощнейший ресурс для университета. Потому что студент не только сам накапливает человеческий капитал, в процессе учебы, он, если сильный и мотивированный, создает положительные внешние эффекты, эффекты сообучения в своей группе»

С другой стороны, мы очень хорошо понимаем ценность среды, состоящей из сильных студентов. Сильный студент — это мощнейший ресурс для университета. Потому что студент не только сам накапливает человеческий капитал, в процессе учебы он, если он сильный и мотивированный, создает положительные внешние эффекты, эффект сообучения в своей группе. Есть целый ряд исследований, в том числе сделанных исследователями Вышки, которые показывают, что человек, попавший в более сильную группу при прочих равных, может учиться лучше, чем в слабой группе. Здесь масса объяснений: потому что ему помогают одногруппники, есть мотивация выше тянуться за ними, учитель может двигаться быстрее, если он в сильной группе. Главное, что сильные студенты — плюс для университета. Поэтому мы готовы в них инвестировать.

Вторая программа, которая у нас есть, — программа «Социальный лифт». Для абитуриентов, которые по сумме набранных баллов могут претендовать на обучение в Вышке, но для семей которых сопутствующие затраты могут быть запретительно высокими. Это дети, живущие вне городов-миллионников, в семьях с низкими доходами, в городах с низкой доступностью высшего образования, дети-сироты. Они могут получать специальные стипендии в Вышке на обучение. А без таких стипендий, вероятно, они не могли бы прийти к нам, приехать из своего города, жить в Москве. Мы им помогаем, создаем такие возможности и с радостью наблюдаем за их результатами и достижениями.

Наконец, мы мало об этом говорим, но есть большая история про неравенство — дети с ограниченными возможностями, не связанными с ментальными нарушениями, передвигающиеся на колясках, слабовидящие, слабослышащие. У нас каждый год учатся такие студенты, и часто они — победители и призеры олимпиад. Если перевести конкурсные задания в доступную для них форму, они многих обычных ребят могут заткнуть за пояс. И, конечно, задача обеспечения равного доступа для них — большая история в рамках всей системы образования, а не только высшего.

— Когда говорим про современного преподавателя, исследователя лучшего, классного университета, какой он? Обязательно ли преподаватель должен быть и исследователем или у него может быть отдельный профессиональный трек?

— Мы долго жили в парадигме, что настоящий преподаватель должен быть не ретранслятором уже накопленных до него знаний, а частью актуальной науки, чтобы учить этому студентов, инкорпорировать в свой курс результаты исследований и собственным примером показывать ребятам, как это делается. Сейчас мы немного отошли от этой парадигмы, но не в смысле отказались, скорее, расширили.

Мы пришли к выводу, что такие чисто исследовательские, академические компетенции — не единственный вид ценности, который может быть важен в контексте преподавателя, входящего в аудиторию. Да, могут быть преподаватели с исследовательским бэкграундом, и понятно, что они дают студентам. Но при этом могут быть преподаватели-практики, которые приходят из биофармы, бизнеса, консалтинга, или работающие на телестудии, если речь идет о телевизионной журналистике. Люди, которые занимаются реальным делом и могут помочь студентам приобрести реальные компетенции. Не пересказывают по книжкам, как устроено бизнес-консультирование, а с утра сами этим занимаются и вечером приходят к студентам или наоборот. Так у нас возник слой преподавателей-практиков и профессоров-практиков. Это передача реальных проектных компетенций, организация проектной работы со студентами, вовлечение их в практику на соответствующих рынках.

Третья группа — преподаватели-методисты. Некоторые преподаватели обладают уникальными компетенциями и способностью вести предмет так, что сама по себе методика становится для студентов чем-то важным, позволяет очень сильно продвинуться. Так появилось три трека: исследовательский, методический и практико-ориентированный. Но важно, чтобы ты был либо тем, либо другим, можешь быть и вместе, но нельзя быть никем.

— Учитывая реалии последних полутора лет, что эти классные преподаватели не смогут передать, чему не смогут научить в онлайне?

«Преподавание онлайн требует гораздо большего профессионализма от преподавателя, чем вход в аудиторию. Когда входишь в аудиторию, задействуешь абсолютно все органы чувств, тебе помогают и руки, и выражение лица. Видишь весь свой оркестр, и создаешь симфонию вместе с этими музыкантами»

— Для меня нет претендующего на полноту и объективность ответа. Как преподаватель, а не организатор я точно поняла за этот год несколько вещей. Ключевая из них: преподавание онлайн требует гораздо большего профессионализма от преподавателя, чем вход в аудиторию. Когда входишь в аудиторию, задействуешь абсолютно все органы чувств, тебе помогают и руки, и выражение лица. Видишь весь свой оркестр, и создаешь симфонию вместе с этими музыкантами. А теперь представьте, что вы — дирижер, машете палочкой, видите картинки людей, как они со включенными микрофонами по чему-то пиликают и во что-то ударяют, и знаете, где-то какой-то саундтрек идет, записывается. Да, вы потом можете посмотреть и послушать, как получилось. Наверно, чисто технически можно сделать так, что все будет как-то играть. Но это разная музыка. И если говорить о профессии преподавателя как о призвании, передаче чего-то от себя студентам, то, конечно, это более изматывающий труд. Потому что практически не получаешь привычной обратной связи.

— Каким Вам бы хотелось видеть современного студента? Приходящие к Вам молодые люди достаточного уровня, устраивающего Вас? По личному опыту сотрудничества, студенты Вышки отличаются особым, высоким уровнем критического мышления, умением формулировать и анализировать, лексикой, свободой, наличием позиции. Замечаете ли такие качества, с чем связываете?

— Разделила бы историю про студентов, которые приходят на какой-то курс, даже если курс по выбору, и студентов, которые приходят заниматься проектной работой. Сейчас в Вышке произошел «Большой проектный поворот», в рамках которого каждый студент должен во время учебы быть вовлечен в какие-то значимые проекты, за них дают определенные кредиты, они учат проектным навыкам и компетенциям. На части факультетов обычные курсовые работы заменены на исследовательские проекты, которые делаются в группах.
Если говорить про студентов, которые приходят к тебе как к преподавателю на курс, то с какими-то проще, с какими-то тяжелее, но важно, чтобы студенту чего-то хотелось. Бывают разные истории, но у нас масса очень интересных ребят, нетривиально мыслящих. Они не всегда вписываются в представление преподавателя: если ему важно, чтобы студент сидел и отвечал на все вопросы, делал все вовремя, чтобы у него самого было примерное представление, как должна выглядеть его работа. Но зато это очень творческие ребята, особенно если они понимают, чего хотят от курса, и работать с ними очень интересно. Это большой вызов, но и большой интерес для педагога. В рамках проектной работы, когда преподаватели предлагают свои проекты, а студенты выбирают те, что им интересны, обычно подбираются очень мотивированные команды.

«Студенты привыкают к тому, что они готовятся не к стометровке, а к жизненному марафону. Ребята не очень любят терять время, если они куда-то пришли, им важно взять все. Это общая жажда жизни, в том числе к новым знаниям»

Те, кто к нам попадает, — лучшие ребята страны. Перед ними были открыты практически любые образовательные возможности, а они по тем или иным причинам пришли к нам. Смогли подготовиться к экзаменам, сдать ЕГЭ, прекрасно владеют языками, если посмотреть CV — у них уже масса волонтерских проектов и других прекрасных вещей, и в Вышке они попадают в очень требовательную среду. У нас довольно высокий процент отчислений, работа построена так, что в целом все, что делаешь, как-то оценивается — и работа на семинарах, и проектные задачи в течении курса. Студенты привыкают к тому, что они готовятся не к стометровке, а к жизненному марафону. Ребята не очень любят терять время, если они куда-то пришли, им важно взять все. Это общая жажда жизни, в том числе к новым знаниям.

— Какие требования современный активно развивающийся университет задает вузовской библиотеке?

— Во-первых, библиотека — не только и не столько набор книжек на полках. Это огромный набор ресурсов и доступов к ресурсам, среди которых бумажные занимают все меньше места. Они сохраняются, они важны, но тем не менее электронные подписки и ресурсы начинают играть огромную роль. К нам часто приезжают коллеги из других университетов, в том числе американских, европейских, и оказывается, что наши коллекции богаче, чем коллекции многих исследовательских университетов. И наши преподаватели, когда еще не было удаленного доступа к ресурсам нашей библиотеки с любой точки доступа, приезжали куда-нибудь в Америку на стажировку и жаловались, что не могут получить доступ к привычным книгам, журналам, потому что там такой богатой подписки зачастую нет.

Библиотека, безусловно, — важный информационный гид по этим ресурсам. Важно не просто все купить, складировать и повесить ссылочки в алфавитном порядке, но очень важно вести просветительскую работу, объяснять, что есть, как этим пользоваться, для чего нужно, как инкорпорировать это в учебный процесс. Мы часто получаем доступ к тестовым базам, и заместитель директора библиотеки, который за это отвечает, рассылает письмо широкой группе сотрудников Вышки: «Граждане, у нас месяц тестового доступа, посмотрите, нужно ли нам». Люди смотрят, делается аналитика, и решается: надо ли покупать. Библиотека — это и мощный аналитический центр, который смотрит: какими ресурсами студенты, преподаватели, исследователи пользовались, какими нет. Это мощный хаб информационных ресурсов.

И наконец, в библиотеку просто должно хотеться прийти. Несмотря на то, что есть электронные ресурсы и практически все книги оцифрованы. Она должна быть тем местом, куда можешь прийти сам и почитать книжку, подумать о жизни, поработать в тишине. Либо прийти с кем-то поработать (для этого у нас есть специально оборудованные тихие зоны, которые огораживаются звуконепроницаемыми щитами).

«Библиотека — средоточие интеллектуального пространства,
в нем человеку должно быть хорошо и комфортно»

— Стремительный рост Вышки — скорее, феномен, звезды так сошлись или это результат системной работы? Возможно ли тиражирование кейса по запуску такого политематического университета высокого уровня?

— Все возможно. Мы очень рады, когда появляются разные образовательные эксперименты, сильные институции, с которыми интересно сотрудничать, конкурировать. И это институционально обогащает рынок высшего образования.

«Все очень просто: ищем лучших людей в сфере, профессии, с драйвовыми крутыми идеями, желающими что-то организовать»

Если говорить про Вышку, возвращаемся к первому тезису. Все очень просто: ищем лучших людей в сфере, профессии, с драйвовыми крутыми идеями, желающими что-то организовать. Под это приходят лучшие студенты, а мы стараемся создать таким людям атмосферу для роста и саморазвития. Все просто. А все остальное — дело бюрократической техники.

— С кем из российских университетов Вам интересно конкурировать, параллельно развиваться? Например, следите ли Вы за проектом SAS (Школа перспективных исследований — прим. ред.) Андрея Щербенка в Тюмени?

— Мы, конечно, следим за интересными историями. У нас с Тюменью есть сотрудничество, зеркальная лаборатория, как и еще с несколькими десятками университетов по всей стране. Нас иногда упрекают в снобизме, но мы очень открытая институция, не было никого, с кем априори не интересно сотрудничать. Нам интересны сильные люди и сильные идеи, которые могут взаимно обогащать. Понимаем, что по каким-то направлениям, может быть, мы — лучшие, а по каким-то — нам точно есть у кого поучиться, каких-то направлений у нас нет вообще, и важно взаимодействие с такими людьми и командами.

— На каком факультете, в какой магистратуре Вышки Вам бы хотелось сейчас поучиться?

— Поскольку я заканчивала мехмат МГУ, то, наверное, мне было бы интересно поучиться на нашем матфаке, интересно, что у нас там получилось. Мне бы хотелось поучиться на нашем факультете дизайна. И было бы интересно поучиться в питерском кампусе, чтобы понять, как изнутри устроена кампусная жизнь.

— Что для Вас значит атмосфера, душа, культура Вышки? Одинакова ли она в разных кампусах?

— Когда попадаю на территорию Вышки любого кампуса, понимаю, что я в Вышке, дома, у себя в университете. Когда кампус маленький, все друг друга знают. Например, идешь по нижегородской или пермской Вышке с кем-то из преподавателей, и студенты не просто здороваются, потому что вежливо поздороваться со взрослым, а все друг друга знают. В пермском кампусе преподаватели поработали со студентами на первом курсе и уже видят, как ребята «растут» на бакалавриате, магистратуре. Питер — больше, там многолокационная история, ближе к московской. Но в любом случае, атмосфера очень похожа.

— Атмосфера — скорее ощущение, то, что называется «на кончиках пальцев»?

— Да, скорее, именно так — «на кончиках пальцев».

— На момент написания книги «Университеты в России: как это работает», вышедшей в 2021 году в издательском доме Высшей школы экономики, Вы — проректор, Ярослав Кузьминов — ректор, люди невероятно занятые, еще и преподающие. Книга очень большая, и содержательно и объемно, с огромной библиографией. Как возникала идея, связана ли она с Вашим курсом институциональной экономики?

— Несмотря на то, что мы — часть управленческой команды университета, мы никогда не переставали быть исследователями. И хотя времени на это остается мало, для нас исследования — важная часть университетской жизни. Переживаю, думаю, как и Ярослав Иванович тоже, что времени заниматься ими у нас меньше, чем хотелось бы. Мы действительно занимались исследованиями в области институциональной экономики, но сейчас (по крайней мере, я) — именно в сфере высшего образования, в том числе сравнительного высшего образования. Изучаем не только российские практики сами по себе в разных феноменах академических профессий, но и то, как эти практики соотносятся с международным контекстом, как наши модели отличаются или в чем схожи с моделями в других странах.

Теперь про институциональную экономику. Идея книги родилась, когда мы захотели разобраться сами и рассказать читателю, как устроена система российского высшего образования не с точки зрения цифр — столько-то вузов, какие из них частные и государственные, столько студентов, так все распределено, кого выпускают, такая образовательная премия и т. д., а с точки зрения лежащей в ее основе логики и институтов. То есть делать не том по образовательной статистике, а сделать книжку, объясняющую, как все устроено и работает, почему устроено именно так. Почему вузы так распределены, почему ЕГЭ, а не вузовские экзамены, почему у каких-то вузов есть стимулы принимать слабых студентов, почему практически не перемещаются преподаватели между вузами. Мы шли не от описания: как, что, где, а от разнообразных вопросов «почему», ответы на которые пытались сложить в одну картинку.

«Главный тезис книги: то, что происходит внутри университета, внутри системы высшего образования, в существенной степени определяется тем, что происходит сегодня в обществе за ее пределами»

И сейчас многие коллеги, которые прочли книгу, говорят, что им было важно прочитать историческую часть и понять, как на самом деле был устроен исторический контекст, что в истории, давней или недавней, обусловило то, как работает современная система высшего образования. Мы изначально не планировали такую большую историческую часть, которая фактически разрослась на две главы в начале и на полторы — в конце. Но поняли, что очень многое из того, что происходит сейчас, можно понять именно в контексте того, как и что было устроено раньше. Главный тезис книги: то, что происходит внутри университета, внутри системы высшего образования, в существенной степени определяется тем, что происходит сегодня в обществе за ее пределами. Когда вы спрашиваете: «Какие тренды развития высшего образования оказывают принципиальное воздействие на российскую действительность?», скорее, вопрос звучит обратно. Что из происходящего вовне влияет на университеты? Скажем, плановая экономика ставит перед системой образования одни задачи, переход к рынку — другие; глобализация — одно движение, изоляционизм — другое. Несмотря на то, что мы часто говорим про университеты как про башни из слоновой кости, то, что происходит в обществе, находит отражение в том, что происходит в вузах.

— Вы пишите о российском преподавательском сообществе, как оно менялось. А что общего у университетского преподавателя Российской империи, советского периода расцвета высшего образования и современного, российского? Есть ли общая черта российского образования?

— Мне кажется, ответу на этот вопрос как раз в деталях и посвящена книга. Сложно было бы что-то фиксировано вытащить, потому что какой бы период мы ни взяли, он дает множество уроков тем людям, которые живут сейчас, и рассказывает массу историй, часть из которых просто детективные.

Можно выделять разные черты, но ландшафт российской системы образования, ее определенная специфичность определяются тем, что в существенной степени это государственная система. У нас 90% студентов учатся в государственных вузах (несмотря на то что частных много, они маленькие и, как правило, за очень редким исключением, не попадают в число ведущих по качеству вузов). Государство довольно сильно регулирует систему высшего образования, с точки зрения того, что и как устроено, и с позиции стандартов качества. Государство при этом является одним из основных инициаторов изменений. Взять, например, «Проект 5-100» или «Приоритет 2030» — это мощнейшие программы, послужившие серьезным драйвером изменений в системе и в ландшафте образования.

— Каким Вы видите читателя книги? Это человек университетский или, как принято говорить, это книга для широкого круга?

— Существенная часть из нас училась в вузах. Я разговаривала с рядом коллег, которые прочли книгу и сейчас далеки от системы высшего образования, и мы обсуждали их образовательный опыт, который происходил в очень разных временных периодах, в советское время и постсоветское, они говорят, что определенные вещи поняли для себя лучше, выйдя из студенческой одежки, посмотрев с другой стороны, как все устроено.

Возвращаясь к нам, как к администраторам, людям, которые работают в университете, мы не претендуем на то, чтобы книга стала настольной у каждого университетского администратора. Но мне кажется важным, когда занимаемся управлением университетом, думаем об организации различных процессов университета, чтобы мы знали некоторую логику: как и почему все устроено, как что происходит. Здорово, если кто-то прочтет нашу книгу, посмотрит на библиографию и прочтет существенную часть того, что отнесли в отдельную часть, в библиографические сноски. Мы специально постарались практически ко всем источникам показать путь доступа.

Представлять, как все устроено в системе высшего образования очень важно, для того чтобы искать свои инструменты работы с этим. Раньше университеты рассматривались как «процессные» предприятия: деньги пришли по определенным статьям, их как-то передали кому-то, понятно, что произошло, в каких отчетах поставить галочки, на следующий год абсолютно то же самое, может, контрольных цифр приема дадут на 10% больше, раз в пять лет что-то отремонтируют. Это были такие процессы, когда вуз не задавался вопросом: а почему он так себя ведет, кого хочет учить, какие сравнительные преимущества имеет.

«Ничто не является лучшим учителем происходящего, чем наша история»

Когда вуз начинает перед собой эти вопросы ставить или перед ним их ставит растущая конкуренция со стороны других вузов, других стран, с которыми борются за студентов, возникает потребность нам как администраторам понимать, как этим всем нужно управлять, и у нас появляется объект управления. И тогда желательно лучше разбираться в происходящем. А ничто не является лучшим учителем происходящего, чем наша история.

— Появились ли после выхода книги темы, вопросы, которые хотелось бы включить во второе издание, переосмыслить?

— Могу открыть маленький секрет: второе издание точно будет, потому что тираж книги уже почти закончился. Мы собрали все опечатки, неточности и точечные вещи, которые захотелось поменять сразу. Второе издание уже в типографии, оно скоро выйдет.

Не прошло и года, как мы сдали рукопись в издательство, но за это время, безусловно, много что уже поменялось. Мы не претендуем и не собирались претендовать на то, чтобы книга стала справочником на каждый год «Высшее образование в цифрах и анекдотах», чтобы она постоянно обновлялась.

«Наша задача — показать, как определенные вещи и решения в системе высшего образования обусловливали или обусловливают те или иные последствия. И дать возможность читателю самому эти последствия осмыслить»

Если вы посмотрите на структуру, у нас нет главы с рассуждениями о будущем. Обычно как заканчиваются подобные книги? «А теперь, дорогой читатель, давай подумаем, куда это все движется». Мы специально не стали так делать, это было наше авторское решение. И вы увидите, что в книге практически нет авторских позиций по каким-то вопросам, что мы считаем, например, хорошим или плохим. Наша задача — показать, как определенные вещи и решения в системе высшего образования обусловливали или обусловливают те или иные последствия. И дать возможность читателю самому эти последствия осмыслить. Точно также и про будущее. Мы показали то, как устроена логика. Как возникают изменения, с чем они связаны, как они в системе трансформируются. Мы не хотели бы строить сейчас каких-то прогнозов, нам кажется более ценным, когда читателю самому захочется на основе прочитанного эти прогнозы построить.

— Какие книги, какие авторы повлияли на Вас? Может быть, любимые книги детства? Или те книжки, которые при любом переезде поедут с Вами?

— У меня огромное количество книг, которые часто перечитываю, и мне сложно сказать, почему так получилось, почему мне так дороги именно они. Пожалуй, назову три книги: «Другие берега» Владимира Набокова, «Будденброки» Томаса Манна и «Американская трагедия» Теодора Драйзера. Это книги, которые в подростковом возрасте я часто перечитывала. А еще книжка Дэвида Вейса «Возвышенное и земное» — биография Моцарта.

Книги недаром называют пищей для размышлений. Каждый человек вытаскивает то, что важно для него, и в этом смысле книги для всех читателей становятся разными. Самый странный и почему-то любимый некоторыми вопрос: «Что хотел сказать автор?». Приходя в музей, созерцая какую-то картину, видишь на ней не то, что видел накануне, в зависимости от настроения, настроя, переживаний, бэкграунда и так далее.

«Есть книги, которые можно перечитывать вечно, потому что
каждый раз приходишь к ним другим человеком,
и книга для тебя тоже становится другой»

— Для Вас важна и музыка. Это обязательное условие жизни, дополнение?..

— Надо сказать, что пандемийный год во мне сломал множество стереотипов относительно того, без чего человек не может. Например, все мы считали, что не ходить на работу, не видеться неделями или даже месяцами с людьми невозможно. Считали, что без путешествий никак, без каких-то вещей, филармонии, наконец. При этом выясняется, очень многое находится внутри человека. Мы в принципе способны это найти в себе и в близких нам людях. Человек находит для себя важное в чем-то другом. Но музыка все равно — важное. И книги.

2 ноября / 2021

Интервью брала Светлана Тюкина, кандидат философских наук, доцент, заместитель директора Интеллектуального центра — научной библиотеки Северного (Арктического) федерального университета имени М.В. Ломоносова

[ Ректор ТИУ, Вероника Ефремова ]

[ Рассылка ]

Каждую неделю — новый материал

Подписывайтесь на рассылку, чтобы первыми узнать о ключевых изменениях в академической среде, сенсационных научных открытиях, образовательных трансформациях и опыте ведущих вузов.

Все очень просто:ищем лучших людей

Все очень просто:
ищем лучших людей