— Поговорим о том, как абитуриенты планируют, где им получить медицинское образование. Выбирая, где учиться на врача, они могут изучать возможности разных медицинских университетов и факультетов. Интересуются ли Ваши абитуриенты тем, что их ждет в период обучения в университете, какие у них будут возможности и перспективы?
— Каждый второй абитуриент задает такие вопросы.
Поясню, как у нас выстроена работа с поступающими. Больше пяти лет в КубГМУ существует проект «Университетские каникулы». Каждое лето в течение месяца к нам приезжают учащиеся 8–10 классов. С ними занимаются наши студенты-волонтеры: проводят лекции, кружки, квесты, учат оказанию первой помощи. В конце университетских каникул несколько дней школьники проходят практику в лечебном учреждении.
Всё это помогает ученику сделать для себя первые выводы: его ли это профессия, сможет ли он реализоваться в ней, будет ли он получать удовлетворение от этой работы, наконец — его ли это выбор, медицина, или этого захотели родители, потому что в семье есть врачи и надо продолжить династию.
Дети, которые поступают в медицинский вуз против своей воли, по настоянию родственников, как правило, неохотно учатся, отстают в учебе и часто не могут признаться родным в том, что не хотят продолжать обучение, что профессия врача им не интересна.
Вы знаете, за год на наших профориентационных мероприятиях бывают порядка 700 школьников, каждого на выходе анкетируют: понравилось ли им знакомство с профессией. В среднем 10–15 человек пишут в анкете, что им было очень интересно, у них появилось много друзей, они научились оказывать первую помощь, но поняли, что здравоохранение — это не для них, и в медицинский они поступать не будут. Я всегда говорю: это же замечательный результат! Нет более несчастного человека, чем тот, кто выбрал нелюбимую профессию и вынужден ходить каждый день на работу как на каторгу, жить в постоянном стрессе из-за своей нереализованности.
При поступлении в медицинский вуз не предусмотрено никакого психологического тестирования, учитываются только баллы ЕГЭ. Готов ли абитуриент психологически к профессии врача? Мы этого не знаем, и это проблема для медицинского университета. Работа со школьниками помогает восполнить эти пробелы.
— То, о чем Вы говорите, вскрывает очевидную проблему, которая зачастую упускается из виду. Все знают, что поступить в медицинский вуз сложно, нужны высокие баллы и светлая голова, учиться — еще сложнее. Но при этом среди поступивших действительно оказываются способные ребята, которым выбор этой профессии был навязан в семье, против их желания. Станут ли они хорошими врачами? Как работать с такой группой студентов?
— Из моего опыта, примерно 20% студентов пребывают в постоянном колебании по поводу того, продолжать им учиться или нет, но не знают, как прийти к родителям и сказать, что они хотят отчислиться из вуза, в котором самые высокие проходные баллы ЕГЭ из всех медицинских университетов юга России.
Мы стараемся увлечь таких студентов наукой, приглашаем в аспирантуру, предлагаем после обучения преподавательскую или административную работу, программу на цифровой кафедре, где можно получить IT-квалификацию. Большинство из них остается в отрасли, и это хорошо, потому что в здравоохранении сейчас появляется множество специальностей, где не нужно соприкасаться с пациентом.
— Изменилось ли что-то в образовательном процессе на фоне того, что в открытом доступе сейчас можно найти информацию практически о любом заболевании, способах его диагностики и лечения, и врач более не воспринимается как единственный носитель такого знания? Есть пациенты, которые приходят к доктору хорошо «подготовленными»: они уже всё изучили в интернете о своей болезни и считают, что осведомлены не хуже врача. Как учесть особенности современной коммуникации между доктором и пациентом при обучении в вузе?
— Информированность пациента, в большинстве случаев, играет положительную роль — у доктора уходит меньше времени на разъяснения. К тому же это дисциплинирует врача, потому что он всегда должен быть в курсе новых методик и технологий диагностики и лечения. Я не вижу проблемы в такой подготовленности пациента.
Недопонимания и конфликты, конечно, могут возникнуть, поэтому у нас в программах обучения есть специальная дисциплина по коммуникациям с пациентами, введены дополнительные часы по конфликтологии. На занятиях используются разные сценарные планы взаимодействия, в зависимости от того, действительно ли пациент пытается выяснить, как можно вылечить свое заболевание, или он пришел на прием в плохом настроении — поругаться и доказать, что «раньше здравоохранение было лучше». Студенты отрабатывают и те, и другие сценарии.
Мы стараемся донести обучающимся, что если после одного только общения с врачом пациенту не стало лучше — значит, с врачом что-то не то, значит, у него тоже есть проблемы, которые нужно решать. А проблемы возникают прежде всего из-за того, что врач постоянно живет и работает в окружении болезней и в своей профессиональной деятельности практически не видит здоровых людей.
— Согласны ли Вы с тем, что понятие «нормы» в медицине меняется, равно как и симптоматика некоторых распространенных заболеваний? Если да — как это меняет образовательный процесс в медицинском университете?
— Согласен: во-первых, некоторые заболевания «молодеют»; во-вторых, увеличивается продолжительность жизни, системе здравоохранения поставлена задача способствовать тому, чтобы этот показатель приблизился к 88+ годам.
Пандемия коронавируса показала, что мы живем в эпоху появления антибиотикорезистентных штаммов микроорганизмов, и нам уже не хватает существующих антибиотиков для борьбы с ними. Что будет дальше? Идут поиски новых подходов к лечению заболеваний.
Мы в своей работе стараемся смотреть на перспективу. На каждой кафедре проводим предварительный прогноз, как будут развиваться ее специальности в ближайшие 10 лет. Допускаем, что прогноз может быть неточен, но понимать какие-то тенденции нужно. Тем более, студенты активно интересуются, какие медицинские профессии будут востребованы через 10–15 лет, и нам нужно отвечать на их запросы.