—Лев Игоревич, Вы возглавляете частный отраслевой вуз, которому меньше 30 лет. Сколько времени потребовалось институту, чтобы наработать себе репутацию, «набрать вес»?
—Московский институт психоанализа открылся в 1997 году как моновуз. Это была своего рода небольшая профессиональная школа с одной программой высшего образования. С 2000-х годов психология начала заявлять о себе как наука. Параллельно с этим в обществе возрастал запрос на повышение качества жизни и внутреннее развитие человека. Пандемия актуализировала популяризацию психологии. Все это явилось для нас большим стимулом для роста и развития, позволило постепенно отойти от приставки «моно».
Образовательное ядро института остается неизменным — это всегда будет психология и в целом сфера наук о человеке. Вместе с тем, помимо психологов, мы выпускаем педагогов, дефектологов, специалистов по управлению персоналом. В этом году состоялся первый набор на наш новый факультет наук о жизни — такой факультет появился в российском вузе впервые. Там мы готовим биологов, нейробиологов, биоэкологов, урбанистов и специалистов в области нейронаук.
Теперь наша цель и моя мечта — перейти к статусу университета, а именно — человекоцентричного университета. Мы будем соответствовать этому названию и по количеству направлений подготовки, и по исследовательской политике, и по репутации, и по рейтингу. В планах — сменить название вуза. Пока не могу сказать, на какое, — мы еще в стадии обсуждения этого вопроса, потому что название «Московский институт психоанализа» — это уже сформированный бренд, своего рода знак качества, хотя таким языком и не принято говорить в академической среде.
—С какого года, по Вашим наблюдениям, начал расти интерес к изучению психологии со стороны абитуриентов? Это был резкий взлет или постепенный, плавный процесс?
Пандемия коронавирусной инфекции определила очередной этап развития и популяризации психологии, потому что оголила, обострила многие внутренние проблемы, о которых люди до этого не готовы были заявлять. Сложившаяся ситуация показала, насколько хрупок, уязвим человек, и что это нормально: признавать, что у тебя есть проблемы, и пытаться их разрешить.
—Пандемия, безусловно, стала триггером роста интереса к психологии. Но не кажется ли Вам, что в обществе в целом происходят глобальные процессы, которые вынуждают человека всё больше обращать внимание на психологическое здоровье? Почему вдруг эта тема стала так волновать большое количество людей?
—Вы правы — в обществе действительно происходят трансформационные процессы, на фоне которых психологическая осознанность, запрос на формирование психологической культуры общества, смыслоориентированность, стремление к качественной жизни и благополучию становятся нарастающим трендом, причем не только в России, но и в мире.
Мы в своей области улавливаем тренд на изучение психологии и пытаемся ему соответствовать. Более того, считаю, мы вносим существенный вклад в увеличение знаний и возрастание интереса к этой области, прежде всего, благодаря своей активной просветительской деятельности. Вузы являются центрами притяжения передовых знаний, поэтому у них одна из ключевых задач — это просвещение. Наши научные и научно-популярные мероприятия различных форматов посещают сотни тысяч человек.
Мы отмечаем тенденцию повышения интереса к психологии не только в нашем, но и в других вузах, что выражается в увеличении количества абитуриентов высшего образования и слушателей программ дополнительного образования по психологическому профилю.
—Различные ведомства и эксперты отмечают, сколько специалистов не хватает в тех или иных областях. К примеру, для развития ИТ нужно до миллиона разработчиков, свои цифры называют для учителей, врачей, инженеров. Кто-нибудь подсчитал, сколько нужно психологов и других специалистов в этой области? Есть ли понимание реальной потребности в таких профессионалах?
По открытым данным Российской академии образования, нехватка психологов в нашей стране составляет 100–120 тысяч человек. В особом дефиците клинические психологи, потребность в них в 4 раза выше. Минздрав в свою очередь предложил создать службу психолого-психотерапевтической помощи участникам и ветеранам СВО и членам их семей. По их расчетам, чтобы эту задачу реализовать, нужны 1700 специалистов. Мы знаем, какое количество профессионалов в нашей области не хватает в школах — для профилактики деструктивных поведений, психолого-педагогической поддержки учеников. По самым скромным подсчетам речь идет о 50 000 специалистах.
Всё более востребованными становятся не просто психологи, а в целом психологические компетенции, которые нужны педагогам, социальным работникам, врачам, HR-специалистам, маркетологам, IT-специалистам, которые работают в области искусственного интеллекта и машинного обучения.
—Какие перспективы Вы видите для психологических служб в образовательных организациях: школах, колледжах, вузах? Могут ли эти службы развиться в нечто более эффективное?
—Спрос на наличие психолога в образовательных организациях есть. Другое дело, что вопрос выделения на это бюджетных средств и изменение в штатном расписании в них решается не просто.
Мы как вуз предложили в качестве возможного решения цифровой проект «Тьюторинг и психологическая служба в профессиональном образовании». Его цель — помощь в организации образовательного процесса, укрепление репутации образовательных организаций. Тьюторы и профессиональные психологи будут вести работу с родителями, студентами, абитуриентами по адаптации, учебно-профессиональной мотивации, профилактике конфликтов и многому другому, что затрагивает учебный процесс.
В вузе такая структура должна развиваться в отдельную службу, которая будет заниматься образовательной, исследовательской, просветительской политикой, инновациями и станет центром благополучия и карьеры.