«Врач оказывает помощь, а не услугу»

— «Всё больше выпускников школ в регионах остаются поступать в соседние регионы, выбирая их вместо крупных агломераций и городов», — отметил недавно министр науки и высшего образования Валерий Фальков. В сфере высшего образования даже появилось выражение «региональный разворот». В АГМУ уже проявляется этот тренд?

— Медицинское образование в целом очень востребовано. Нашему университету выделяется большое количество бюджетных мест, и мы лидеры по целевой форме подготовки, так что у нас всегда выполняются контрольные цифры приема и нет недостатка в абитуриентах. В 2022 году в АГМУ поступили выпускники из 39 регионов страны, в том числе из Москвы, Санкт-Петербурга, Самары, Кургана, Новосибирска. Несмотря на то, что рядом с нами кластер сибирских медицинских вузов, к нам едут поступать из соседних регионов. Так что в целом мы действительно не ощущаем большого оттока выпускников.

— В 2021 году студентам АГМУ, обучающимся за свой счет, правительство Алтайского края компенсировало стоимость обучения с условием, что после выпуска они проработают три года в медицинской организации, с которой заключен договор. Эта программа еще действует? Какие у нее результаты?

— Программа по-прежнему действует, и мы надеемся, что она будет долгосрочной, учитывая ее актуальность для Алтайского края. В регионе серьезный дефицит врачей, особенно в сельских районах, где проживает большая часть населения.

Компенсацию от губернатора получают 210 студентов. Обучающиеся заключили договор с конкретной медицинской организацией Алтайского края, где они должны будут отработать три года после окончания университета. В этом году заявку на участие в программе подали в том числе трое уроженцев других регионов — они решили остаться жить и работать в Алтайском крае.

— В Институте дополнительного профессионального образования АГМУ ежегодно повышают квалификацию более 6000 медработников по 60 направлениям подготовки. Какие сложности Вы видите в системе ДПО для медиков с учетом того, что обучение в этой профессии фактически непрерывное?

— С введением непрерывного медицинского образования ДПО стало одним из важнейших направлений образовательной сферы любого медицинского университета. Главная сложность, на мой взгляд, здесь заключается в том, что на рынке образовательных услуг появилось много частных организаций, которые предлагают врачам курсы обучения за невысокую плату. Эти фирмы смогли лицензировать свою деятельность и участвуют в тендерах, где активно демпингуют цены: опускают стоимость своих услуг до минимального порога, чего университет сделать не может. От этого серьезно страдает качество программ, потому что обучать врачей за копейки невозможно, для этого требуются большие материальные вложения.

Нам очень мешает эта ситуация, потому что любой медицинский университет, — я сужу по АГМУ — ответственно относится к своим программам. Мы готовим к аккредитации врачей по 68 специальностям и отвечаем за качество всех программ ДПО, ежегодно их актуализируем, добавляем новые. Проблема не раз поднималась на совете ректоров медицинских вузов, и мы надеемся, что вопрос решится.

— Какие варианты решения Вы предлагаете?

— Я считаю, что образование медиков должно быть прерогативой государственных образовательных организаций, медицинских университетов, подведомственных Минздраву РФ. Там этот процесс выстроен в формате регулярной качественной подготовки с участием профильных штатных специалистов и с учетом всех современных требований к профессии.

— А что насчет частных медицинских вузов?

— Частный медицинский вуз — это серьезная медицинская организация, они тоже входят в совет ректоров, участвуют во всех наших проектах и ведут такие же обучающие программы, как и мы. Говоря о фирмах с сомнительным качеством подготовки, я имею в виду частные медицинские учреждения, клиники.

Одна из таких фирм выиграла у нас тендер на проведение обучающего цикла по онкологии — опять же только потому, что предельно снизила цену. После этого они обратились к нам с просьбой провести занятия для их слушателей. В АГМУ есть готовый цикл подготовки, работают именитые профессоры-онкологи. А у них этот курс читать некому, но люди заплатили деньги за обучение, и им нужно выдавать соответствующее удостоверение.

И здесь я соглашусь со многими своими коллегами — ректорами медицинских вузов — что программы повышения квалификации и профессиональной переподготовки врачей должны реализовать федеральные образовательные организации, имеющие право обучать в ординатуре.

— Вы согласились вести занятия?

— Нет, конечно. Это вопрос чести и репутации. Если вы беретесь за что-то, то должны отвечать за качество и результат, а не только зарабатывать на этом деньги.

— На портале «Ректор говорит!» мы часто обсуждаем особенности восприятия информации у нынешнего поколения студентов, их нежелание и неспособность работать с большими сложными текстами. Как с этим справляется медицинский университет, где первые три года студентам нужно учить анатомию и латынь?

— В первый год учебы студенты в основном нацелены на прохождение тестов. С ними первокурсники справляются хорошо, но как только предлагаешь им поразмыслить над какой-то темой, раскрыть ее устно, они теряются. Впрочем, потом начинают погружаться в учебу, потому что приходится много читать, конспектировать, пересказывать. По-другому в медицинском вузе невозможно: только так формируется клиническое мышление.

Помогает еще и то, что в медицинский, как правило, идут сильные выпускники с высокими баллами. Это толковые, мотивированные ребята, которые с первого курса ориентированы на научное познание.

— В чем специфика индивидуального подхода к обучению в медицинском вузе?

— Любая образовательная программа предусматривает возможность индивидуального профессионального подхода к обучению студентов через учебные планы. В них можно вносить изменения, корректировать перечень модулей, факультативов, дисциплин по выбору.

Как я уже говорила, в АГМУ сформированы большие группы целевиков для закрытия адресных потребностей в специалистах на местах, где они особенно требуются. После окончания университета они пойдут работать в первичное звено здравоохранения, в центральные районные больницы. Их важно заранее адаптировать к специфике такой работы, и индивидуальные образовательные траектории этому способствуют, при том что профессиональное ядро сохраняется.

Для целевиков мы ввели новые дисциплины по развитию коммуникативных навыков и командной работы. Сейчас это очень актуально в медицинском образовании. Запросы пациентов за последнее время существенно возросли: теперь от врача ждут не только качественной медицинской помощи, но и доброжелательного отношения, позитивного настроя. Помощь врача стала восприниматься пациентом как услуга, а это понятие из плоскости товарно-денежных отношений. К чему это приводит, мы все увидели на примере высшего образования, когда там тоже появились услуги и соответствующее к ним отношение, тогда как университеты не услуги оказывают, а ведут образовательную деятельность.

— Означает ли это, что доктор в глазах общества перестает быть тем носителем особого знания, каким он был раньше, раз сейчас к нему предъявляют больше требований и претензий?

— Медицина — едва ли не самая значимая социальная сфера, с которой в течение жизни обязательно соприкасается каждый. Современному человеку уже недостаточно быть просто здоровым — он хочет хорошего качества жизни, хочет чувствовать себя полностью адаптированным в социуме, трудоспособным, активным, хочет находиться в стабильном эмоциональном состоянии, в благоприятной комфортной обстановке.

Когда сегодня пациент заходит в кабинет к врачу, он начинает требовать определенных условий и выполнения гарантий и обязательств, и это могут быть совершенно разные запросы. Один пришел рецепт выписать, а другой — пожаловаться, что ему плохо. Что конкретно плохо, сформулировать не может, но от врача он хочет уйти здоровым и в хорошем настроении. При этом зачастую сам ничего для этого не делает: не соблюдает профилактику при наличии хронических заболеваний, не выполняет предписания доктора.

Бывают ситуации, когда врач настолько высококвалифицирован, что он за то короткое время, которое ему отведено на пациента, по каким-то отдельным симптомам точно определяет диагноз и назначает нужные лекарства. Пациент выздоравливает, а потом от него же поступает жалоба на этого врача: к нему не обратились по имени-отчеству, не спросили: «Как ваши дела? Как вы спали? Всё ли вас устраивает?». Пациенту это было так же важно, как и получить помощь, а врачу важнее было оперативно поставить диагноз и тем самым сэкономить время пациента и десятка других таких же пациентов, которые сидят в очереди.

Молодой врач должен быть готов к такому отношению, и мы обучаем этому студентов с первого курса, делаем более серьезный акцент на психологию медицинской деятельности, на развитие коммуникативных навыков, с помощью которых они смогут улавливать личностные особенности пациентов, их потребности. Раньше такой необходимости не было, потому что врач был всегда прав.

Возрастающие требования общества существенно осложняют выбор в пользу медицинской профессии, поэтому сегодня те, кому сложно коммуницировать с пациентами в новом формате, зачастую быстро выгорают на работе и уходят из профессии.

— Последние три года врачи вообще испытывают колоссальные эмоциональные нагрузки: сначала выдержали пандемию, сейчас работают в ситуации высокой нервозности, тревожности в обществе. Как их самих сберечь? Возможна ли некая супервизия для терапевтов и других специалистов?

— Эмоциональное выгорание у медицинских работников — это очень серьезная проблема. Далеко не все обращаются за психологической помощью и доводят себя до такого состояния, что уже окончательно покидают профессию. Сапожник, как водится, без сапог.

Супервизия, о которой Вы спрашиваете, это всё же надзор, определенный контроль. В случае с врачами-терапевтами и прочими специалистами правильнее говорить о наставничестве со стороны более опытного специалиста, который сможет поделиться навыками эмоционального, коммуникативного взаимодействия в коллективе и с пациентами, реальными клиническими случаями, своими методами общения. Это было бы очень полезно для врачей.

— Вы говорите, что часто врачи, которые не справляются с эмоциональным выгоранием, увольняются или вообще уходят из профессии. Это касается в большей степени государственных учреждений или частных клиник?

— Сложно сказать, где нагрузка выше: в государственной или в частной клинике, где требования к объемам работы могут быть еще серьезнее, потому что там чем больше работаешь, тем больше получаешь денег. Думаю, значение имеет не форма собственности организации, а то, как долго врач пребывает в некомфортном для себя эмоциональном состоянии.

Один из признаков выгорания у сотрудника — это когда он не ходит в отпуск. Когда кто-то из коллег гордо заявляет, что 4 года не отдыхал, я всегда говорю: ничего хорошего в этом нет, мне жалко ваших пациентов. Невозможно качественно работать в таком режиме. В частных клиниках такое может случаться чаще, чем в бюджетных — там профсоюз напомнит уйти в отпуск как положено, и руководитель это проконтролирует.

Другой фактор, который провоцирует эмоциональное выгорание, — это работа не по своей специальности, когда врач выбирает направление не по призванию и личной предрасположенности, а потому что там больше платят. Сначала он думает: протяну так лет десять, заработаю денег, а потом перейду на ту специальность, которая нравится. Но за эти 10 лет он так выгорает на нелюбимой работе, что может вообще уйти из профессии.

— Похоже, выгорание становится объективной угрозой не только для врача, но и для его пациентов. На Ваш взгляд, должна ли профилактика этой проблемы стать обязательным элементом профессиональной гигиены врача?

— Мы говорим об этом нашим студентам в ходе образовательного процесса, предупреждаем о рисках, но пока психогигиена не стала полноценной частью врачебной корпоративной культуры. Ее элементы присутствуют на программах ДПО, к профилактике можно отнести участие в различных отраслевых конференциях, административные поощрения со стороны руководства, но этого недостаточно.

С другой стороны, не так давно в медицинской среде вообще не говорили об эмоциональном выгорании, считалось не вполне приличным тоном это обсуждать. А сейчас мы открыто признаем это серьезной проблемой, что уже большая победа и шаг вперед. Думаю, какие-то изменения в этом плане будут.