— Поговорим о еще одной заинтересованной стороне, о которой Вы уже упомянули — работодателях. В одной из публикаций Вы отметили: «Анализ 140 тыс. IT-вакансий показал, что примерно в 48% из них требуется высшее образование, тип образования при этом не важен. Одновременно в индустрии есть мнение, что бизнес стремится нанимать только выпускников профильных технических вузов, например ИТМО, МГТУ, МФТИ, МГУ, которые дают качественное образование». Так что и для кого сегодня важнее: образование или опыт?— Диплом стал инструментом отсева, а его значимость — следствием выработанных критериев, по которым при большом количестве специалистов на рынке работодателям приходится как-то разделять соискателей на тех, «кого мы берем на работу», и на тех, «кого не берем».
Сегодня самые разные эксперты сходятся во мнении, что высшее образование закладывает очень важные надстройки: способность учиться, погружаться в освоение материала, работать с информацией, критически осмыслять сложные явления. Логическое структурное мышление формируется классическим университетским образованием. Требования рынка и актуальные навыки регулярно меняются, и такой мета-скилл, как способность быстро осваивать новое, закладывается именно в высшей школе. Вот почему для многих работодателей взять студента со второго курса сильного математического или физического факультета из ведущего университета страны бывает даже лучше, чем искать готового специалиста на рынке, потому что у студента большой потенциал, и есть смысл в него вложиться.
Опыт — это про другое. Работодатели расценивают его как преимущество, потому что если у тебя есть опыт решения задач реального бизнеса, то период адаптации в новой компании ты пройдешь быстрее и проще. Но образование и опыт — это две разные вещи, и их не надо сравнивать.
— Расскажите, пожалуйста, подробнее, как вы выстраиваете работу с вузами: от этапа переговоров о возможном сотрудничестве до запуска программы. По каким критериям вам важно совпасть, чтобы начать вместе работать? —Мы выстраиваем сотрудничество не столько с университетом, сколько с конкретным держателем программы, человеком, который может перенастроить вузовские процессы под совместную работу с нами, под создание нового совместного продукта. Без человека, который готов «драйвить» этот процесс, без собранной вокруг него команды, заинтересованной в том, чтобы такие форматы пробовать и запускать, нам будет сложно о чем-либо договориться.
Второе условие — готовность университетов, с их устоявшимися структурами и процессами, подстроить свои модели под совместную работу, чтобы студентам было комфортно учиться и им не мешали швы в переходах от одной дисциплины к другой, чтобы наши команды смогли выработать единый глоссарий и общие метрики удовлетворенности продуктом.
Когда два этих этапа пройдены и мы понимаем, что выбрали друг друга, что в вузе есть воля и желание подключиться к совместным программам, в том числе со стороны преподавателей, чья экспертиза для нас очень важна, — только тогда мы приступаем к разработке курса.
— Кто чаще всего в университетах становится тем самым «драйвером», держателем совместной программы? Кто вообще потенциально может им стать: проректор, директор института или департамента ДПО?— Без согласования проректора по учебной деятельности совместная программа в любом случае не появится. А дальше непосредственно держателем программы может выступать сотрудник института, научной школы, факультета, центра развития онлайн-программы.
Бывает, что внутри факультета или школы уже есть отдельно выделенная структура, которая занимается такими форматами работы.
— А что насчет экономики проекта? В интервью с руководителями из других EdTech-компаний мы обсуждали, что если семестр в вузе стоит меньше определенной суммы, то запускать с ним совместную программу нерентабельно. Поэтому некоторые университеты, в основном региональные, и готовы были бы сотрудничать, но не могут в силу экономических ограничений.— Всё верно, экономика очень важна. У нас все программы коммерческие, бюджетных мест на них нет, поэтому нам невыгодно запускать программы, на которые придут меньше 40−50 студентов. Чтобы этого не произошло, мы заранее делаем оценку рынка. У задуманной программы определенно должен быть потенциал.
Второй критерий — это стоимость обучения. При запуске первых программ мы понимали, что бренды ведущих московских университетов продаются лучше, у них и чек выше, и люди понимают, за что они платят. С 2023 года у нас появились программы совместно с сильными региональными университетами. Их стоимость пониже, но мы тоже набираем на эти программы необходимое количество студентов, потому что конкретно на эти университеты, на их экспертизу есть спрос.
— Что университетам нужно знать об OPM-модели, которая помогает отстраивать процессы создания онлайн-программ с нуля и быстрее привлекать новых студентов?— У OPM-модели (online program management) есть две вариации. Первая — когда университет хочет выйти на образовательный онлайн-рынок, но у него нет для этого сервисной инфраструктуры. В этом случае вуз закупает нужную услугу или продукт у сторонней компании.
Вторая вариация — это когда университет создает совместный продукт с EdTech-компанией партнером и разделяет с ней часть обязанностей и функций. Об этом формате мы с вами и говорим. В этом случае университет понимает, что у него есть экспертиза, есть крутые преподаватели, профессура, есть свой обучающий контент, но нет, например, выстроенного сервиса и возможности его поддерживать для большого количества студентов в онлайн, нет прокачанного маркетинга. Мы как EdTech-партнер восполняем эти дефициты.